П. Н. КРАСНОВ (1869 – 1947) (часть 3-я) В ЦАРСКОСЕЛЬСКОМ ЛАЗАРЕТЕ

Лёгкий  шум в палате, радостные голоса и шёпот заставили Алёшу открыть глаза.  На стул подле его постели села сестра Татьяна. Он сейчас же узнал её. Но  опять он не видел её такою, как она была, худенькой девушкой с большими  добрыми серыми глазами, напоминающими глаза её отца. Карпов увидал  прекрасную царевну из сказки, которую, обожал раньше, нежели увидал ее.  Простая, поношенная, серая юбка в складках легла буфами на стуле. Милое  лицо, обрамлённое от лба до подбородка белой косынкой, ниспадающей на  плечи, нагнулось к нему, она поправила подушку и улыбнулась ему  конфузливой улыбкой.

– Как вы чувствуете себя, Карпов? – сказала она, называя его по фамилии, как называла она всех офицеров лазарета.
– Отлично. Боль совсем прошла. Адски хорошо теперь.
–  Где же это вас так ранило? Княжна – это наш хирург, сказала мне, что  вас ранили шагов с тридцати. Вы были так близко к неприятелю? Вы видали  его лицо?
– Я едва не захватил пулемет, – задыхаясь от счастья,  сказал Карпов. – Если бы меня не ранили, я бы своими руками его схватил.  А то меня ранили, я перевернулся, точно кто меня в бок толкнул, потом  побежал, гляжу, а Баранников уже колет германца, а Лиховидов и Скачков  тянут пулемёт. Вы знаете, Ваше Императорское Высочество, германец был  цепью прикован к пулемёту. Он, может быть, и хотел бы убежать, да не  мог. – Не называйте меня так. Зовите меня – сестра Татьяна, – улыбаясь,  сказала Великая княжна. Алеша смутился.
 

– Кто такой Баранников?  – спросила Татьяна Николаевна, чтобы ободрить Карпова. – Баранников,  это казак Усть-Бело-Калитвенской станицы. Вот молодчина, ей-Богу, Ваше  Импер… сестра Татьяна, – быстро поправился Алёша и, окончательно  смутившись, замолчал. – Так что же Баранников? – сказала княжна. –  Баранников увидал, что я ранен, и кричит: ничего, ваше благородие, я за  вас его приколю – и штыком его прямо в живот. Я видал. Тот так и сел.  Адски лихо это вышло. Только это надо сначала рассказать. Очень хорошее  дело. – Расскажите сначала, если это вам не трудно. Грудь у вас не  болит?

Если бы Алёше сказали, что от его рассказа зависит, будет  он жить или умрёт, он и тогда бы рассказал, а потом умер бы со  счастливой улыбкой и в блаженном сознании, что его царевна знает о его  подвиге. – Видите… Это было 11 сентября, ночью. Бои шли два месяца.  Только не настоящие. А так – постреляем, тысячи на полторы шагов  подпустим, а потом и уходим. А тут приказали, чтобы назад ни шагу.  Подвезли патронов. А то мы ведь почти без патронов были. Да. Пять суток  наша дивизия, ещё два казачьих полка и три батальона пехоты отбивались  от немцев. Поверите ли, три раза днём, да раза два ночью они в атаку  ходили. Ну, только шагов на шестьсот подойдут, а мы их с пулеметов да из  винтовок ошпарим, они и назад. На 12 сентября начальник дивизии генерал  Саблин…
 

– Александр Николаевич? – спросила Татьяна Николаевна.  – Так точно, Александр Николаевич. – Я его хорошо знаю. И покойную жену  его знала и детей знаю. Сына его убили в конной атаке. Что он? Как? –  Удивительный человек. Его солдаты и казаки прямо обожают. Ну, любит он  каждого! Придешь к нему задачу получить, расскажет так ясно, хорошо,  обстоятельно, а потом говорит: ну, идите с Богом. И так это скажет, что,  действительно, будто Бог помогает. А строг. В Камень-Каширском казаки  ненашего полка побаловались. Сапожника-жида ограбили… Полевой суд  расстрелять приказал. И все говорят: так и надо. Не грабь, казак не  грабитель. И знаете, сестра Татьяна, у нас в дивизии всегда всё есть,  обо всем он подумает, и все он делает так особенно хорошо.
 

Так  вот, приказал он нам в ночь на 12 сентября взять Железницу. Вторая  бригада, казаки и гусары в первую линию. Мы, значит, идем с фронта, а  гусары с правого фланга. Ночи лунные были. Полная луна. Железница стоит  среди болот, а кругом большие леса. Ну, только лето сухое было, болота  сильно просохли, не только что ходить можно – ездить можно, мы бы на  конях её взяли, да были там две болотные канавы, ни перепрыгнуть, ни  перелезть их на лошадях никак нельзя, через то и приказ был дан идти  пешком.
 

…Спешились мы. Раскинулись цепью по лесу и пошли. Вышли  на опушку, залегли. Полежали немного, разведчики пошли вперед. Прошло с  полчаса – вернулись. «Ну, что?» – спрашиваем их. «А вот, говорят, с  версту не будет – его окопы пойдут. Проволоки или чего такого – нет.  Просто в канаве лежит. Ну, только очень густо. Много их, так много,  ужас. И не спят. Разговор слышен. Офицеры ходят». И так мне страшно  стало, Ваше Императорское Высочество… – Сестра Татьяна, или называйте  Татьяна Николаевна, – сказала княжна. – Слушаюсь, Татьяна Николаевна…  Да, и так мне стало страшно. Все тут вспомнил. И маму, и дом наш, и  корпус, так вот казалось, что непременно они убьют или в плен заберут… –  Четвертая, встать, – крикнул командир полка. – Направление на горящую  деревню.
 

Я встал и пошёл. Ноги как пудовые. Земля такая ровная,  идти под уклон, казалось бы, легко так, а я еле ноги от земли отдираю. И  чувствую, что один иду. Оглянуться страшно. Понимаю, что, если оглянусь  и увижу, что один я, что казаки не пошли – то просто умру со страха.  Ну, однако, оглянулся. Вижу, идут казаки. Много. Вправо, влево, вижу  винтовки наперевес держат, тогда уже все у нас со штыками были, идут,  согнувшись, как тени. И так мне сразу легко и весело стало, и ноги пошли  свободно. Мне показалось, что мы шли очень долго. Впереди горел пожар,  сверху светила луна, и так было тихо, что я слышал, как шуршала трава  под ногами. Вдруг впереди вспыхнула яркая линия огоньков и сильный треск  ружей оглушил нас. Засвистали и защелкали пули. Мы все легли как  подкошенные. Никто и не командовал тогда. И сами открыли огонь. А близко  были — шагов не более трехсот…
 

Лежим. Стреляем. Раненые  появились. Поползли назад. Вдруг вижу, выбегает впереди нас казак  Серёжников. Ростом косая сажень. Первый силач был в пулеметной команде.  Пулемет, как игрушку, в руках держит. «Эй вы, – кричит, – я постреляю  его из пулемета, а вы, братцы, атакуй!» Тут все встали и закричали  «ура!». Бежим. Вижу, немцы от нас бегут. Адски весело стало на душе. Ну,  так хорошо! Внутри точно праздничные колокола звонят. Бежим. Прыгнули  через его окопы. Вижу, казаки в плен кого-то взяли. Ведут. Серая  бескозырка на нем, красный узенький околыш, идёт, шатается. Хотел  посмотреть, никогда ещё не видал пленных, ну только не до того мне было.  Бегу вперёд, кричу что-то. Вбежали мы в деревню. Вижу, посреди улицы  окопчик сделан, а за ним пулемёт и каска видна, солдат немецкий  стреляет. Я кричу: «Баранников, Скачков, на пулемёт!» Тут меня как  звездануло в бок! Ну, я только приостановился, а всё бегу. Взяли  пулемёт. Тогда я сел. Кровь горлом пошла. А только я в полном сознании  был…
 

– Да вы герой, Карпов!
Это сказала она. Ликующие,  звенящие колокола снова зазвучали торжественным перезвоном в душе у  Карпова, как тогда во время победы, и на сердце стало хорошо и тепло. Он  глядел на царевну глазами, в которых было такое обожание, что Татьяна  Николаевна смутилась.
– Как ваше имя, Карпов? Я молиться буду за вас.
– Меня зовут Алёша.
–  Как моего брата. Я буду звать вас тоже Алёшей. Вы позволите? Что с  вами? ...Алёша плакал слезами неизъяснимого волнения и счастья.
___________________________
Фрагмент из романа П.Н.Краснова
"От Двуглавого Орла к красному знамени".
 

На  фото: Великая княжна Татьяна Николаевна в форме сестры милосердия, 1916  год; Великие княжны с ранеными офицерами в палатах Царскосельского  лазарета.