П. Н. КРАСНОВ (1869 – 1947) (часть 3-я) В ЦАРСКОСЕЛЬСКОМ ЛАЗАРЕТЕ

Лёгкий шум в палате, радостные голоса и шёпот заставили Алёшу открыть глаза. На стул подле его постели села сестра Татьяна. Он сейчас же узнал её. Но опять он не видел её такою, как она была, худенькой девушкой с большими добрыми серыми глазами, напоминающими глаза её отца. Карпов увидал прекрасную царевну из сказки, которую, обожал раньше, нежели увидал ее. Простая, поношенная, серая юбка в складках легла буфами на стуле. Милое лицо, обрамлённое от лба до подбородка белой косынкой, ниспадающей на плечи, нагнулось к нему, она поправила подушку и улыбнулась ему конфузливой улыбкой.
– Как вы чувствуете себя, Карпов? – сказала она, называя его по фамилии, как называла она всех офицеров лазарета.
– Отлично. Боль совсем прошла. Адски хорошо теперь.
– Где же это вас так ранило? Княжна – это наш хирург, сказала мне, что вас ранили шагов с тридцати. Вы были так близко к неприятелю? Вы видали его лицо?
– Я едва не захватил пулемет, – задыхаясь от счастья, сказал Карпов. – Если бы меня не ранили, я бы своими руками его схватил. А то меня ранили, я перевернулся, точно кто меня в бок толкнул, потом побежал, гляжу, а Баранников уже колет германца, а Лиховидов и Скачков тянут пулемёт. Вы знаете, Ваше Императорское Высочество, германец был цепью прикован к пулемёту. Он, может быть, и хотел бы убежать, да не мог. – Не называйте меня так. Зовите меня – сестра Татьяна, – улыбаясь, сказала Великая княжна. Алеша смутился.
– Кто такой Баранников? – спросила Татьяна Николаевна, чтобы ободрить Карпова. – Баранников, это казак Усть-Бело-Калитвенской станицы. Вот молодчина, ей-Богу, Ваше Импер… сестра Татьяна, – быстро поправился Алёша и, окончательно смутившись, замолчал. – Так что же Баранников? – сказала княжна. – Баранников увидал, что я ранен, и кричит: ничего, ваше благородие, я за вас его приколю – и штыком его прямо в живот. Я видал. Тот так и сел. Адски лихо это вышло. Только это надо сначала рассказать. Очень хорошее дело. – Расскажите сначала, если это вам не трудно. Грудь у вас не болит?
Если бы Алёше сказали, что от его рассказа зависит, будет он жить или умрёт, он и тогда бы рассказал, а потом умер бы со счастливой улыбкой и в блаженном сознании, что его царевна знает о его подвиге. – Видите… Это было 11 сентября, ночью. Бои шли два месяца. Только не настоящие. А так – постреляем, тысячи на полторы шагов подпустим, а потом и уходим. А тут приказали, чтобы назад ни шагу. Подвезли патронов. А то мы ведь почти без патронов были. Да. Пять суток наша дивизия, ещё два казачьих полка и три батальона пехоты отбивались от немцев. Поверите ли, три раза днём, да раза два ночью они в атаку ходили. Ну, только шагов на шестьсот подойдут, а мы их с пулеметов да из винтовок ошпарим, они и назад. На 12 сентября начальник дивизии генерал Саблин…
– Александр Николаевич? – спросила Татьяна Николаевна. – Так точно, Александр Николаевич. – Я его хорошо знаю. И покойную жену его знала и детей знаю. Сына его убили в конной атаке. Что он? Как? – Удивительный человек. Его солдаты и казаки прямо обожают. Ну, любит он каждого! Придешь к нему задачу получить, расскажет так ясно, хорошо, обстоятельно, а потом говорит: ну, идите с Богом. И так это скажет, что, действительно, будто Бог помогает. А строг. В Камень-Каширском казаки ненашего полка побаловались. Сапожника-жида ограбили… Полевой суд расстрелять приказал. И все говорят: так и надо. Не грабь, казак не грабитель. И знаете, сестра Татьяна, у нас в дивизии всегда всё есть, обо всем он подумает, и все он делает так особенно хорошо.

Так вот, приказал он нам в ночь на 12 сентября взять Железницу. Вторая бригада, казаки и гусары в первую линию. Мы, значит, идем с фронта, а гусары с правого фланга. Ночи лунные были. Полная луна. Железница стоит среди болот, а кругом большие леса. Ну, только лето сухое было, болота сильно просохли, не только что ходить можно – ездить можно, мы бы на конях её взяли, да были там две болотные канавы, ни перепрыгнуть, ни перелезть их на лошадях никак нельзя, через то и приказ был дан идти пешком.
…Спешились мы. Раскинулись цепью по лесу и пошли. Вышли на опушку, залегли. Полежали немного, разведчики пошли вперед. Прошло с полчаса – вернулись. «Ну, что?» – спрашиваем их. «А вот, говорят, с версту не будет – его окопы пойдут. Проволоки или чего такого – нет. Просто в канаве лежит. Ну, только очень густо. Много их, так много, ужас. И не спят. Разговор слышен. Офицеры ходят». И так мне страшно стало, Ваше Императорское Высочество… – Сестра Татьяна, или называйте Татьяна Николаевна, – сказала княжна. – Слушаюсь, Татьяна Николаевна… Да, и так мне стало страшно. Все тут вспомнил. И маму, и дом наш, и корпус, так вот казалось, что непременно они убьют или в плен заберут… – Четвертая, встать, – крикнул командир полка. – Направление на горящую деревню.
Я встал и пошёл. Ноги как пудовые. Земля такая ровная, идти под уклон, казалось бы, легко так, а я еле ноги от земли отдираю. И чувствую, что один иду. Оглянуться страшно. Понимаю, что, если оглянусь и увижу, что один я, что казаки не пошли – то просто умру со страха. Ну, однако, оглянулся. Вижу, идут казаки. Много. Вправо, влево, вижу винтовки наперевес держат, тогда уже все у нас со штыками были, идут, согнувшись, как тени. И так мне сразу легко и весело стало, и ноги пошли свободно. Мне показалось, что мы шли очень долго. Впереди горел пожар, сверху светила луна, и так было тихо, что я слышал, как шуршала трава под ногами. Вдруг впереди вспыхнула яркая линия огоньков и сильный треск ружей оглушил нас. Засвистали и защелкали пули. Мы все легли как подкошенные. Никто и не командовал тогда. И сами открыли огонь. А близко были — шагов не более трехсот…
Лежим. Стреляем. Раненые появились. Поползли назад. Вдруг вижу, выбегает впереди нас казак Серёжников. Ростом косая сажень. Первый силач был в пулеметной команде. Пулемет, как игрушку, в руках держит. «Эй вы, – кричит, – я постреляю его из пулемета, а вы, братцы, атакуй!» Тут все встали и закричали «ура!». Бежим. Вижу, немцы от нас бегут. Адски весело стало на душе. Ну, так хорошо! Внутри точно праздничные колокола звонят. Бежим. Прыгнули через его окопы. Вижу, казаки в плен кого-то взяли. Ведут. Серая бескозырка на нем, красный узенький околыш, идёт, шатается. Хотел посмотреть, никогда ещё не видал пленных, ну только не до того мне было. Бегу вперёд, кричу что-то. Вбежали мы в деревню. Вижу, посреди улицы окопчик сделан, а за ним пулемёт и каска видна, солдат немецкий стреляет. Я кричу: «Баранников, Скачков, на пулемёт!» Тут меня как звездануло в бок! Ну, я только приостановился, а всё бегу. Взяли пулемёт. Тогда я сел. Кровь горлом пошла. А только я в полном сознании был…
– Да вы герой, Карпов!
Это сказала она. Ликующие, звенящие колокола снова зазвучали торжественным перезвоном в душе у Карпова, как тогда во время победы, и на сердце стало хорошо и тепло. Он глядел на царевну глазами, в которых было такое обожание, что Татьяна Николаевна смутилась.
– Как ваше имя, Карпов? Я молиться буду за вас.
– Меня зовут Алёша.
– Как моего брата. Я буду звать вас тоже Алёшей. Вы позволите? Что с вами? ...Алёша плакал слезами неизъяснимого волнения и счастья.
___________________________
Фрагмент из романа П.Н.Краснова
"От Двуглавого Орла к красному знамени".

На фото: Великая княжна Татьяна Николаевна в форме сестры милосердия, 1916 год; Великие княжны с ранеными офицерами в палатах Царскосельского лазарета.